Il Berretto Giallo della Saggezza_Жёлтый Берет Мудрости

Lo chiamavano Fiorenzo, ma, a dire il vero, la gente del posto lo chiamava semplicemente Fiori, e con il suo carattere questo soprannome si adattava perfettamente.

Portava il suo caratteristico berretto giallo come se fosse qualcosa di più di un semplice copricapo: era il suo simbolo personale di orgoglio, parte del suo carattere. Il berretto, un po' sgualcito e sempre storto su un lato, ricordava sempre le giornate di sole nella sua amata Toscana.

I capelli rossi e la barba ispida erano il suo orgoglio. Secondo lui, erano "intrisi di sole e di terra", anche se i vicini più scettici amavano dire che la sua barba sembrava piuttosto una crosta secca di pizza. Ma Fiorenzo non se ne preoccupava affatto — in generale, poche cose lo toccavano davvero.

Ogni mattina Fiori si dirigeva verso la piazza centrale di Roma, dove convergevano turisti e piccioni. Ed era lì, tra le quotidiane melodie romane, che metteva in scena i suoi "spettacoli" personali. Si arrampicava su una piccola colonna, sistemava il suo cappotto rossiccio, rimaneva immobile per un istante e poi iniziava a voce alta:

— La vita è una vetrina di croissant! Le persone sono come i croissant: all'esterno possono essere croccanti, dorate, persino un po' fragili, ma dentro ognuno ha un ripieno diverso. A volte è dolce, come cioccolato o crema, altre volte sorprendentemente salato, come formaggio o prosciutto. Non sai mai cosa si nasconde sotto la crosta: qualcuno può sembrare severo e freddo, ma dentro è pieno di bontà e tenerezza. E qualcun altro, al contrario, brilla all'esterno come un dolce perfetto, ma dentro può essere amaro o complesso. Ognuno ha il suo "ripieno" e può sorprendere se si prova a guardare più a fondo.

I passanti spesso alzavano le sopracciglia con sorpresa, annuendo come se avessero capito l'ennesima "saggezza" di Fiori. E Fiorenzo continuava: parlava della vita, di quanto fosse importante "non nascondersi dalla felicità", e di come preparare il sugo per la pasta in modo che fosse "veramente italiano".

Fiorenzo adorava questi spettacoli mattutini. Ma in realtà il suo obiettivo non era solo parlare a vanvera. Era convinto che ogni persona su quella piazza potesse capire quanto semplici e importanti fossero i suoi pensieri, se solo si fossero fermati ad ascoltare.

Ma a casa, nel piccolo appartamento con un balcone ricoperto d'edera, Fiorenzo era una persona completamente diversa. Preparava il caffè con amore sulla vecchia caffettiera, soffiando delicatamente sulle bollicine, e si sedeva a lungo vicino alla finestra sognando il giorno in cui avrebbe aperto il suo caffè. Sapeva già come si sarebbe chiamato: «Il Sorriso di Fiorenzo». In quel caffè avrebbero servito solo piatti preparati con il sorriso. Se non si era di buon umore, cucinare era semplicemente vietato — perché il sorriso, secondo lui, era l'ingrediente principale di ogni vero piatto italiano…

 Alexandra.

Звали его Фьоренцо, хотя, по правде говоря, местные звали его просто Фьори, и с его характером это вполне сочеталось. Носил он свой фирменный жёлтый берет так, как будто это было нечто большее, чем просто головной убор — это был его личный символ гордости, часть характера. Берет, чуть смятый и постоянно сбивающийся на бок, всегда напоминал о солнечных днях в его родной Тоскане.

Рыжие волосы и щетинистая борода были его гордостью. По его словам, они "насыщены солнцем и землей", хотя более скептичные соседи любили замечать, что борода у него скорее похожа на засохшую корочку от пиццы. Но Фьоренцо это не смущало — он вообще мало что принимал близко к сердцу.

Каждое утро Фьори отправлялся на центральную площадь Рима, куда стекались туристы, голуби. И вот там, среди этих повседневных римских мелодий, он устраивал свои собственные "спектакли". Взбирался на невысокую колонну, одергивал свой рыжеватый сюртук, замирал на мгновение, а потом громко начинал:

— Жизнь — это витрина с круассанами! Люди, как круассаны — снаружи могут быть хрустящими, золотистыми, даже немного ломкими, но внутри у каждого своя начинка. Иногда она сладкая, как шоколад или крем, а иногда неожиданно солёная, как сыр или ветчина. Никогда не знаешь, что скрывается за внешней корочкой: кто-то покажется строгим и холодным, но внутри окажется полон доброты и нежности. А кто-то наоборот — снаружи сияет, как идеальная выпечка, но внутри может быть горьким или сложным. У каждого своя «начинка», и она может удивить, если попытаться заглянуть поглубже.

Прохожие чаще всего удивленно поднимали брови, кивая так, словно поняли эту очередную "мудрость" Фьори. А Фьоренцо продолжал: о жизни, о том, как важно "не прятаться от счастья", и как правильно готовить соус для пасты, чтобы он был "по-настоящему итальянским".

Фьоренцо обожал эти утренние выступления. Но на самом деле его целью было не просто пустословить. Он был уверен, что каждый человек на этой площади мог бы понять, как просты и важны его мысли, если бы только они слушали.

Но дома, в маленькой квартирке с балконом, увитым плющом, Фьоренцо был совершенно другим. Он любовно варил кофе на старой кофеварке, нежно дуя на пузыри, и долго сидел у окна, мечтая о том, как однажды откроет своё кафе. Он уже знал, как оно будет называться — «Улыбка Фьоренцо». В этом кафе подавали бы только блюда, которые делались с улыбкой. Если не было настроения, то готовить просто запрещалось — ведь улыбка, как он считал, главный ингредиент любого настоящего итальянского блюда…

Александра.